Курс лекций по древней и средневековой философии - Страница 174

174

В конце XI в. в католической церкви был введен целибат, безбрачие духовенства на всех его уровнях (в православии целибат распространяется лишь на монашество, однако и там женитьба закрывает путь к высшим церковным постам).

В начале XII в. возникают (в связи с крестовыми походами) рыцарские полумонашеские ордена: орден тамплиеров, орден госпитальеров и др.

Но возникают не только рыцарские ордена - объединения дворян-рыцарей со своими уставами, целями и задачами, но и университеты. Университеты - детища средневековья, и это сказывается до настоящего времени. Отсюда та университетская и вообще научная иерархия, которая давно уже стала тормозом в науке. Эта пресловутая ученая иерархия - деление учёных по степеням и по званиям восходит к мрачному феодальному средневековью. Именно в Болонском университете (Италия, Болонья) появилась ученая степень "доктор" (doctor). "Доктор" - буквально "учитель", "наставник", "преподаватель" - высшая степень образованности в средневековых университетах. Слово "университет" произошло от того, что эти высшие (выше, чем монастырские и церковные) школы состояли из двух цеховых корпораций: из совокупности учителей, которая называлась на латинском языке "университас магисторум" и совокупности учащихся "университас схолариум", так что слово "университет" происходит от латинского слова "университас" - "совокупность". Первыми университетами были Болонский и Оксфордский. Университеты были типичными средневековыми корпорациями со своей автономией: территорией, юридическим правом и судом. Например, Парижский университет имел свою территорию на берегу Сены. Поскольку на территории говорили преимущественно на латинском языке, то университетская территория называлась латинским кварталом. Туда не распространялась власть парижского магистрата. Но самоуправства давно нет. Оно прекратилось с возникновением абсолютистских монархий - и в XVI в. университет в Париже был подчинен судебной власти парижского прево и превращен в государственное учреждение.

В средние века наука в Европе не была разделена, как сейчас, языковыми барьерами. Языком науки был единый латинский язык. И сколько-нибудь серьезное чтение начиналось с изучения латинского языка.

Схоластика и мистика. Обратимся, однако, к той философии, которая могла существовать в Европе в условиях абсолютного господства религиозного мировоззрения с его фидеизмом и догматичностью. Религиозный догматизм и свободное мировоззренческое мышление, что и есть философия, несовместимы. Поэтому и в XI - XII вв. области философии мы видим, в общем, печальную картину, для которой характерно не противоречивость свободной философской мысли и религиозного догматизма, а борьба мистики и схоластики, а внутри схоластики - борьба тех, кого прозвали "реалистами", кто получил прозвище "номиналистов" (об этой борьбе говорилось и в связи с византийской философией, ибо это было общеевропейское явление).

Мистики пытались познать бога как нечто непосредственно присутствующее в душе верующего человека. Они не нуждались в посредничестве церкви, а потому в своих радикальных формах были для нее опасны. А так как католическая церковь в Западной Европе была идеологическим и организационным оплотом феодализма), Европа была раздроблена, но католическая церковь была едина; это была единственная сила, связывающая крайне политически раздробленную Европу, если не говорить о торговле, об экономических связях), то радикальные экстремистские формы мистики были угрозой и всему феодализму. Мистика нередко становилась мировоззрением оппозиционных слоев, восстающего крестьянства, городского населения, по самой своей сущности противного власти землевладельцев-феодалов. Однако в философском отношении мистика уступала схоластике - та, пусть и в рамках религиозного догматизма, рассуждала, развила логику, пускай и формальную, была хотя бы философообразна. Впрочем, средневековая идеология была все же синтезом мистики и схоластики, а когда этот синтез окончательно распался, то пришел конец и этой парафилософии.

Номинализм и реализм. Что касается споров между схоластами XI-XII вв., то они спорили между собой по многим вопросам, в основном псевдопроблемам (например, по вопросу о том, может ли всемогущий бог создать камень, который он не смог бы поднять; здесь могущество бога направляется против него самого: если он не может поднять камень, который он сам создал, то он не всемогущ, а если он не сможет создать камень, который не сможет поднять, то он также не всемогущ). Но был и важный вопрос - вопрос, который античность завещала средневековью, вопрос, который, как мы знаем, был сформулирован неоплатоником Порфирием в одном из его сочинений, а это сочинение было известно раннему средневековью, и оно послужило стимулом к постановке вопроса, который конечно, был определен в рамках теологии, приобрел обычную для средневековья обычную надуманную заумную форму. В своем "Введении" к "Категориям" Аристотеля Порфирий, как мы знаем, поставил вопрос о том, как существует общее. Теологическая актуальность этой проблемы была связана с христианским догматом Троицы, согласно которому бог и един, и троичен. Как же все-таки соотносятся три лица, три ипостаси бога и сам бог?

В связи с этим вопросом в средние века возникли два уклона, две ереси. Одна делала упор на единстве бога и скрадывала его троичность. Сторонники этого уклона назывались унитариями, или антитринитариями. Другой же уклон делал упор на троичности бога - представители этого уклона назывались тринитариями. Ортодоксальная точка зрения пыталась псевдодиалектически сочетать единство и троичность, единство и множественность. И если единство бога понять как общее, а его три лица как отдельное, единичное, то тогда и возникает теоретический, философский аспект проблемы Троицы: как вообще относятся общее и единичное и как вообще существует общее - в единичном, отдельном, особенном или же вне его, самостоятельно? А может быть, оно существует только в сознании: в понятии, а то и просто в одном лишь слове?

174